Только перед самым рассветом, незадолго до того, как в церквах начали звонить час хвалитн, Марсиньи покинул темный дом на улице Боннель, сопровождая вместе с обоими Гуго закрытую повозку – мадам де Бевер и одноглазого слугу требовалось препроводить в Сен-Жан-ан-Грев, резиденцию Святейшей инквизиции. Доминиканцы остались на месте, охотиться на дьявола и выяснять, как Князь Тьмы руками безвестного нормандского дворянина вершил злодейства в столице католичнейшей страны Европы.
Когда улица Боннель скрылась за поворотом, Марсиньи мелко перекрестился, надеясь, что на сегодняшнюю ночь неприятности окончены. Вскоре можно будет отправиться домой и немного поспать.
Капитан просчитался – его главнейшие бедствия пока даже не начинались. Судьба подстерегла мессира де Марсиньи на подъезде к святой обители, располагавшейся рядом с каменной твердыней Тампля – парижского Дома бедных рыцарей Храма Соломонова.
Нет ничего необычного в проезжающем по парижским улицам возу, запряженном парой фландрских тяжеловозов – здоровенных, гнедой масти коняг, со спокойным нравом и мохнатыми толстыми ногами. И сам воз, являющий собой массивную телегу с высокими бортами и цельными деревянными колесами не представляет собой зрелища экстраординарного.
Телега нагружена темным, намокшим сеном – высокая копна громоздится над головами двух возниц. Словом, зрелище до боли привычное. В городе множество конюшен при дворянских отелях, кордегардиях, монастырях. При замке короля, наконец! Иногда капитану Марсиньи казалось, что лошадей в городе едва ли не больше, чем жителей.
Но никто и никогда не повезет сено посреди ночи. Да еще и не в Париж, а из Парижа – телега направлялась к воротам города, от которых начинается дорога на Фонтенбло и далее к югу.
Следует вспомнить, что приказом канцлера Ногарэ передвигаться по городу до наступления рассвета запрещено. Всем, кроме королевских сержантов, лекарей, священников и дворян, едущих с государственными поручениями от его величества Филиппа, самого Ногарэ или светлейшего коадъютора. Приказ соблюдался плохо (особенно в окраинных кварталах) и своего предназначения – поддерживать порядок в городе по ночам – практически не выполнял. Уж в этом Марсиньи мог поклясться на Святом Писании.
В любом случае доселе никто не осмеливался на подобную наглость – возить сено не днем, каковой Господь предназначил для трудов, а в самые глухие часы перед восходом.
– Стой! – заорал Гуго де Кастро, уловив недовольный взгляд капитана, и спрыгнул с козел крытой повозки. Мощные фландрийцы надвигались прямо на него, тяжело грохоча копытами по деревянной мостовой. – Стой! Служба прево Парижа! Именем короля!
Один из двоих возниц натянул вожжи, коняги фыркнули и остановились. Марсиньи сумел разглядеть в факельной полутьме, что нахальные хозяева телеги облачены в черное – длинная одежда, наподобие блио. И мечи на поясах – ничего себе! С каких это пор благородные дворяне развозят сено?
– Тебе что, приказ канцлера неизвестен? – начальственным басом взревел Гуго, быстро подходя к вознице.
Капитан поморщился. Почему на нарушителей благочиния обязательно надо орать так, что пыль на дороге поднимается? Сам Марсиньи повышал голос крайне редко – отчасти потому, что характер такой, отчасти оттого, что понимал: любой преступник более опасается не громогласного стража закона, а тихой, но угрожающей и многозначительной речи. Пускай уж господа сержанты орут на лавочников и пугливых обывателей…
– Кто такие, откуда!? – продолжал надрываться Гуго, но внезапно осекся, резко сбавив тон. О чем он далее разговаривал с владельцем воза, Марсиньи не слышал.
– Мессир капитан, вам лучше подойти. – Де Кастро обернулся. Голос почему-то немного смущенный. Марсиньи сплюнул, кивнул второму Гуго, чтоб глаз не спускал с повозки, куда заперли схваченных злодеев, и направил коня в сторону громадной телеги. Что такого опять случилось?
– Арно де Марсиньи, служба короля, – бросил капитан незнакомцу в черном, и вдруг заметил, что платье человека украшено донельзя знакомым символом. Из-под распахнутого на груди тяжелого суконного плаща проглядывал нашитый на груди алый восьмиконечный крест.
– Фюстель де Бевер, брат-рыцарь Дома ордена Храма, – слегка поклонился в ответ черноплащный. – По поручению Жерара де Вилье, командора Франции!
Слово «командор» было сказано по-латински: «preceptor firmiter», что означало «бессменно начальствующий». Ничего не скажешь, громкое имя. Командор всей Франции, по меркам тамплиеров, приравнивался в мирском статусе к вице-королю. Второй человек после Великого магистра всемогущего Ордена.
Произнесенные слова настолько удивили капитана, что он не обратил внимания на фамилию самого возницы.
– Э-э-э… Командор Франции поручает братьям Ордена возить сено? – наконец промолвил Марсиньи, озадаченно поглядывая на телегу. – К тому же, достойный мессир, если вы – рыцарь, то почему на вас сержантское облачение?
– Устав это допускает, – снисходительно пояснил тамплиер. – И я хочу напомнить господину капитану, что рыцари Храма имеют исключительное право прохода по городу ночью, ибо мы не только воители, но и монахи. Указ канцлера со всей недвусмысленностью говорит о лицах духовного звания. Мы можем проехать, господин де Марсиньи?
– Разумеется. – Капитан заставил лошадь отойти чуть в сторону и указал смущенному Гуго на повозку с заключенными. – Прошу простить за невнимательность моего помощника.
– Пустое, господин капитан…
Тамплиер любезно кивнул и снова забрался на облучок телеги. Тяжеловозы, громко и очень грустно вздохнув, снова повлекли воз к городским воротам.