– Значит, все-таки Дверь? – охнул Славик.
– Почти с абсолютной вероятностью. Никаких происшествий в Репино аж с дореволюционных времен, и вот сюрприз… Территория оцеплена солдатами внутренних войск, наша группа уже должна быть на месте, спецназ выдвинулся.
– Спецназ? «Альфа», что ли?
– «Альфа» в Москве, далеко. Обойдемся собственными силами… Информационное прикрытие стандартное, объясняем СМИ, что накрыли серьезных наркоторговцев, журналюгам обломится демонстрация нескольких килограммов героина и пресс-конференция…
– С чем непосредственно имеем дело пока неясно?
– Повторяю: мне не объяснили. Разберемся. Но это не человек. Объявлять «Шлейф» не стали бы даже из-за Чикатило, Бен Ладена или Майкла Джексона, прихваченного в пионерском лагере на массовой педофилии…
За Лахтой возле поста ГАИ пришлось остановиться. Алавер выбрался из «девятки», ткнул в нос толстого стража дорог удостоверением и сразу прыгнул обратно за руль. Разогнался по Приморскому шоссе до ста тридцати, и это на скользкой дороге! Машина, однако, шла ровно и уверенно.
В Репино царило нездоровое оживление, пускай время и подходило к одиннадцати вечера – справа за станцией темнели кунги милицейских ЗИЛов, через каждые двести метров по трассе стоят гаишники с включенными красно-синими «люстрами» – останавливаться нельзя, поворачивать в дачный поселок нельзя, всем прибывшим на электричках следует подождать в маленькой гостинице за шоссе, в стороне побережья; там проверят документы с пропиской, напоят чаем и позволят переночевать, если вы не можете попасть домой. За оцепление – нельзя.
Поначалу к штабному автобусу не пустили – гражданина майора сопровождали посторонние, один из которых выглядел отпетым хиппи: грязный бушлат, бородища веником, толстая косичка сзади и слегка обалдевший взгляд, будто травки дернул. И меч, словно у ролевика!
Алаверу пришлось звонить начальству, докладывать о прибытии, через двадцать минут появился солидный лысый дядя в черном пальто. Кивнул гражданину майору, неприязненно оглядел Славика, Алёну и Трюггви.
– Без них никак?
– Ты против? Вон тот, с обмотками, тамошний.
– Священник?
– Типа того. Девушка – переводчик, про Антонова ты не хуже меня знаешь. Слава, познакомься, это мой шеф. Звать – Николай Николаевич, без званий.
– Где оставили машину?
– Да вон стоит, на трассе…
– Проедем километр, не хочу обратно пешком тащиться, дорогу расчистили…
Зеленая «девятка» направилась по знакомому Славику пути, через Железнодорожную улицу к Большой Северной, направо. Над поселком мерцало яркое бело-голубое зарево, прожекторы, что ли, установили? Для чего?
Старухина дача осталась по правую руку и сзади, судя по всему, главные события разворачивались не возле самой Двери, а подальше, где возводились новые коттеджи.
Миновали еще два кольца военных, проскочить к северной части Репино и мышь бы не смогла, перекрыто наглухо. Свет в окнах домов старой застройки не горит, жителей эвакуировали?
– Оно там, – лысый Николай Николаевич вытянул руку, указывая на большой участок с не поставленной под крышу белой кирпичной виллой. Вокруг здания торчат штанги с мощными галогенными лампами, слышно гудение мощного электрогенератора на шасси «Урала». Поодаль, метрах в трехстах, стоят пять автобусов, стекла прикрыты шторками. Два БТР с эмблемами МВД. Обстановка по виду спокойная, никакой суеты и беготни, полная тишина.
Трюггви повел себя необычно. Выбрался из машины, принюхался. Послюнил палец, попробовал ветер. Медленно двинулся к прожекторам.
– Не надо его останавливать, – бросил Алавер. – Пусть осмотрится. Кажется, что-то почуял…
Вернулся данир быстро, начал торопливо объяснять что-то Алёне. Дважды от переизбытка эмоций взмахнул руками.
– Он говорит, что в этом месте плохо пахнет, – ничего не выражающим тоном переводчика иностранных новостей начала Алёна. – Что боги здесь давно бывали, а там, где нет богов, поселяются другие… Запах очень скверный, как в могилах народов, живших в Митгарде до появления людей. У них в Ютланде есть такие захоронения, человеку туда лучше не ходить – всякое может случиться. То, что прячется за белыми огнями, живое, Трюггви слышит его дыхание. Оно старое, очень старое, наверное, вышло из Нифельхейма после того, как родился Имир, но задолго до появления асов и ванов…
– И что это значит в переводе на общедоступный язык? – осведомился начальник.
– Я не культуролог и не специалист по мифологии, – спокойно ответила Алёна, – но Трюггви считает находящееся поблизости существо – или что оно такое? – порождением настолько дремучего прошлого, что даже для древних скандинавов оно выглядит чем-то абсолютно небывалым. Он употребил слово «форнир», очень емкое понятие, в русском языке почти не подлежащее объяснению – это одновременно и древность, не оставившая следов в памяти людей, и то, что понять нашим разумом невозможно, и опасность, всегда заключенная в неведомом.
– Убить это существо можно?
– Убить можно даже Одина и Тора, богов Асгарда, – ответил Трюггви. – Любая жизнь страшится отточенного железа и горячего пламени, даже форнир-фёрр, жизнь, рожденная хаосом, бывшим до появления мира, заселенного людьми.
– Пойдемте в автобус, – вздохнул Николай Николаевич, – там тепло и есть горячий кофе. Заодно обсудим, как действовать дальше…
«Штабных» набиралось с десяток, учитывая новоприбывших – полтора. Машина неплохо оборудована: жидкокристаллические мониторы, по правому борту установлена непонятная техника, как довольно старая, в кондовых советских корпусах серого цвета с пластиковыми клавишами и металлическими тумблерами, так и сияющее многоцветными индикаторами новьё без эмблем производителя. Такую аппаратуру производят штучно, по заказу солидных учреждений.